В прошлом году мы представили ряд фобио-исследований, посвященных отношению средств массовой информации Европы и США к России. Исследования были проведены на материале Интернет-ресурса ИноСМИ. Наши оппоненты (при несомненном общем позитивном отношении к исследованиям) тогда отмечали, что ИноСМИ слишком избирательно относится к подбору материала; кроме того, высказывались пожелания пользоваться оригинальными, а не переводными статьями.
В данном исследовании мы ограничились анализом отношения к «русскому миру», складывающемуся в качественной британской прессе: в газетах The Independent, The Times, The Telegraph, The Observer, The Guardian. В ряде случаев привлекались материалы других британских изданий, в частности BBC. Исследование британской прессы о России производилось нами методом сплошной выборки на основе изучения электронных версий периодических изданий во временном диапазоне 1998 – 2006 гг. В поиск вводились слова Russia и Russian. Последнее, имеющее, как известно, значения «русский» и «российский» мы для простоты будем переводить как «русский» – ибо таково бытование его значения в западном массовом сознании.
Анализ материала (свыше 500 статей) позволил выявить основные стереотипы, сложившиеся в британской прессе при обращении к «русской тематике». Обнаруженные стереотипы – это стереотипы британского менталитета, отражаемые и формируемые, в первую очередь, авторитетными национальными СМИ. Стереотипы помогают британской общественности ориентироваться в мире, особенно при контактах с «русским миром».
Мы обратились к текстам информационно-аналитического жанра и features (сенсационный материал) как наиболее полно соответствующим нашим целям. Во-первых, комментарий, выражение мнения и оценки предоставляют богатую почву для функционирования стереотипов; во-вторых, сама их специфика подразумевает обращение к уже испытанным временем и традицией представлениям о действительности, каковыми и являются стереотипы.
В процессе анализа выяснилось, что одним из наиболее распространенных стереотипов, явно или подспудно присутствующих в подавляющем большинстве статей, где описывается или упоминается Россия, оказалось ВАРВАРСТВО русских. Британцы смотрят на Россию (национальный характер, менталитет, культуру, историю и др.) как на варварскую страну. В этой статье мы остановимся на том, как представляют британские СМИ характер, менталитет и культуру России (об истории нашей страны будет отдельное исследование).
На «объективный» характер складывающихся представлений о России указывают данные соцопросов, которые время от времени публикуются в СМИ. Так, например, The Observer приводит данные опроса специальной Службы – National Brands Index – среди представителей разных народов мира с целью выявить индекс популярности тех или иных наций. Согласно ему, Россия – «предпоследняя в списке, она оценена как склонная к насилию, нестабильная, продающая мало стоящего, за исключением оружия и нефти»[i] («Мы, действительно, любим тебя, Британия, – говорит мир» («We just love you Britain, says the world»);The Observer, Sunday June 5, 2005).
Существенно, что отношение к русским вынесено в первую строчку наряду с восприятием американцев, итальянцев и британцев: «Американцы невежественны, русские склонны к насилию, итальянцы забавны – а британцы умны, вежливы, заслуживают всяческого доверия и честны, правда, слегка скучны». То есть ведущей характеристикой россиян оказывается в массовом сознании мирового сообщества (в опросе участвовало пять миллионов человек) НАСИЛИЕ и, очевидно, СКЛОННОСТЬ К НАСИЛИЮ.
Герой статьи «Я все еще борюсь с угнетением» (The Observer, Sunday August 7, 2005) Оден признается, что он и его окружение заигрывали в 1930-е гг. с коммунистами потому, что имели «снобистское чувство, что ничто из того, что происходит в полуварварской стране, не имеющей опыта ни Ренессанса, ни Просвещения, может иметь хоть какое-то значение». А вот Италии, Франции или Германии они не могли пожелать утверждения там социалистического режима: «...если бы в любой из стран, которую мы хорошо знаем лично, например, во Франции, Германии или Италии /…/ совершилась коммунистическая революция с теми же последствиями: террором, чистками, цензурой и т.п., у нас бы сердце разорвалось от боли». То есть с Россией допустимы были политические эксперименты, ведь это «полуварварская страна».
Другой оттенок варварства России выделяют те авторы статей, кто пишет о ее «ДИКОСТИ» – savage. Например, в комплиментарной, в целом, статье «Где симфония заставила умолкнуть пушки» (The Observer, Sunday October 16, 2005) такой эпитет применен к Санкт-Петербургу: красивый, иногда варварский (дикий, жестокий), всегда пышный, загадочный Санкт-Петербург.
Кстати, слово «дикий» фигурирует и применительно к русскому человеку – пограничнику с автоматом Калашникова на российско-финской границе: «...контрольно-пропускной пункт, злой (отвратительный, угрожающий) сержант принялся тыкать в одну из наших групп своим Калашниковым, зловеще (яростно) крича и дико жестикулируя» («Ра-Ра-Распутин, мне только что приснилась Россия»; Observer, Sunday December 18 2005). Не совсем понятно, как можно жестикулировать «дико» (очевидно, бурно?), с автоматом. Возможно, именно автомат придавал «дикость» воину.
Правда, как выяснилось, совсем не обязательно при описании дикости русских упоминать вообще это оружие (отметим, что Kalashnikov – русскоязычное заимствование в английском языке), т.к. главная опасность со стороны «русского мира» таится в другом...
По мнению западных историков, наполеоновская и царская армии, равно как и гитлеровская и Советская армии – именно так, попарно (!) – были побеждены … ПАРАЗИТАМИ. «...Ужасные потери, которые понесли наполеоновские солдаты, объясняли голодом и свирепым холодом русской зимы. Но, согласно новому исследованию французских ученых, знаменитая Великая Армия, к декабрю
То есть, во-первых, стоит европейцам вторгнуться в Россию, на них нападают полчища вшей и блох – не то с русских войск на европейцев, не то синхронно на тех и других с mouzhik’ov и babushkas, и уничтожают весь цвет армии (было в Великой Армии Наполеона 600 000 – 700 000 солдат и офицеров, а осталось в 12-15 раз меньше: остальных вша поела да блохи сгрызли). Во-вторых, как вообще тогда могли существовать в России царская и советская армии – ведь они, следуя логике статьи, тоже должны были погибать от паразитов?
По частоте употребления в контексте со словами Russian и Russia «БРУТАЛЬНОСТЬ» России – еще один синоним варварства – является едва ли не ключевым, «устойчивым эпитетом». Самый, пожалуй, нейтральный вариант – тот, что мы встречаем на сайте BBC, однако и здесь текст статьи «История виновата в хамской культуре русских» построен таким образом, что буквально вколачивает понятие brutality в сознание читателя: «В докладе Комитета по контролю за соблюдением прав человека о насилии и жестокости (brutality) в войсках российской армии поясняется одно из слагаемых их катастрофического разложения после распада Советского Союза. Российские социологи говорят, что жестокость (brutality) в армии может также отражать исконно русские исторические традиции и культурные факторы, особенно широко распространенное убеждение, что порядок в России может поддерживаться только грубой силой (Last Updated: Wednesday, 20 October, 2004, 15:31 GMT 16:31 UK).
В рецензии «Жизнь с брутальным медведем» («Living with a brutal bear»; The Observer, 17 June 2005), посвященной книге анонимного автора «Женщина в Берлине» (A Woman in Berlin by Anonymous), – а по сути тенденциозному и однобокому ее пересказу, в одном заголовке читатель встречает сочетание двух стереотипов – a brutal bear (брутальный медведь). В статье повествуется о вакханалии насилия, устроенной Красной Армией в Берлине в 1945 г.: «Анонимный автор этих воспоминаний жил в Берлине в апреле 1945 года, когда в город вошли солдаты Красной Армии. За этим последовала вакханалия насилия». Как это свойственно текстам жанра features, заключительные фразы воплощают кульминацию, квинтэссенцию содержания всего материала. В данном случае, особенно в перекличке с заголовком, это – подспудное отрицание человеческой природы русских, солдат и офицеров Красной Армии: «Однажды она повернулась к Анатолию, который насиловал ее, защищая от других насильников, и сказала ему по-русски: «Ты медведь». Она знала, что использовала нужное русское слово – медведь... Но Анатолий подумал, что она ошиблась. «Нет, ты неправильно говоришь, – поправил он ее. – Медведь – это животное. Коричневое животное, которое живет в лесу. Он большой и рычит. А я человек». Конечно, ведь насилие – это так по-человечески».
Если верить анонимному автору рецензируемой книги, в тот период каждая третья немецкая женщина в Берлине была изнасилована («Насилие было вездесущим. Среди жертв было много детей. Много было евреев или поляков. Каждая третья жительница Берлина была изнасилована этими войсками союзников, а свыше 10 000 умерли вследствие этого. Тысячи кончали жизнь самоубийством»). Для героини же Анатолий оказывается спасителем – что не мешает ей называть его медведем, причем без пояснения, почему. Британский журналист так расставляет акценты, будто именно нечеловечность этих «брутальных медведей» русских, наивно утверждающих, что они люди, личности (person), – главная тема книги A Woman in Berlin в целом. Название же статьи – Living with a brutal bear – аллюзия на современную журналисту ситуацию, когда Англия вынуждена контактировать с «брутальным медведем» – Россией.
В стереотипе «РУССКИЕ СОЛДАТЫ-НАСИЛЬНИКИ» функционирует без каких-либо аллюзий на современность, однако от этого он не менее эффективно работает на образ «русского варвара» в статье «Красные пальто и зеленые меха» (Observer, Sunday April 2 2006): «...первые советские снаряды настигли Берлин и ... нехватка пищи скоро стала чем-то незначительным, ибо русские солдаты принялись безнаказанно грабить и насиловать население». Отметим кстати, что в исследованных на настоящий момент более чем 500 статей о России в качественной английской прессе применительно к солдатам фашистской Германии и зверствам нацистов на территории Советского Союза слова типа брутальный, насилие (brutal, rape) не встречались ни разу; встретилось, правда, слово жестокость (atrocity). Однако эта избирательность английских журналистов в оценке того, что несла с собой миру фашистская Германия, – тема отдельного разговора.
По частоте употребления выражение брутальнейшая (советская) архитектура само может претендовать на стереотипность; обычно оно употребляется в статьях рубрики Travels. См., например: «Получивший когда-то известность благодаря брутальной советской архитектуре и стремительно повышающимся темпам распространения СПИДа, этот крошечный анклав возникает как ответ Путина Гонконгу...» (The Independent, Published: 23 March 2006).
Эпитет брутальный применительно и к архитектуре, и к Красной Армии находим в рекламной статье «Куда отправиться на отдых: Германия. Это колоссально» – на спа-курортах Германии (The Observer, Sunday January 6, 2002 из рубрики Travels). Россия здесь просто упоминается – более чем вскользь, однако далеко не нейтрально. Ибо автор обращается к событиям 50-летней давности, когда «Красная Армия России» отдыхала на курортах Германии, «и примечательно, что они не испортили ничего своей брутальной архитектурой». Налицо стереотип: варвары разрушают все везде, где они бывают. Согласно английским журналистам, советская брутальная культура способна изнасиловать немецкую нацию, советская («красноармейская»!) брутальная архитектура – разрушить немецкую архитектуру…
Тема взаимоотношений России с другими странами часто сочетается с темой «НЕХОРОШЕГО ПОВЕДЕНИЯ» России на внешнеполитической арене: от инициирования «брутального» разделения Европы после Второй мировой войны до трений со своими бывшими «со-узницами» по Союзу. Приведем один лишь пример: «На протяжении Холодной войны Европа была центром мира. Линия глобального подразделения проходила через сердце Европы. Перед лицом советской угрозы Соединенные Штаты, самая могущественная страна мира, чувствовали, что могут действовать в органичном союзе с Западной Европой, западном альянсе, который вызвал к жизни слово «западный» в современном его смысле. Коммунистическая угроза /…/ и т.д.» (The end of the west, Guardian, Thursday December 4, 2003).
В статьях же о странах СНГ или бывшего соцлагеря вообще очень часто упоминается Россия в связи с прошлым этих стран в контексте репрессий против народов, давления, подавления. Например, в статье «По маршруту Железного Занавеса» (The Observer, 14 September 2005) тема «брутальности» России представлена косвенно: «Распространяясь от Арктики до Черного моря, колючая проволока и сторожевые вышки часовых, возвышавшиеся во времена Холодной войны, стали символом насильственного (брутального) послевоенного разделения континента». Однако прямо говорится о том, сколько давления на страны и даже насилия было со стороны России в мире.
О варварском отношении в России к личности, к правам человека, к собственным согражданам и к гражданам других стран читателям английских газет с завидным упорством напоминает такое русскоязычное заимствование, как gulag (‘тюремный лагерь, использовавшийся в Советском Союзе в прошлом, где заключенные содержались в очень плохих условиях’). Исследование языка английских газет методом контент-анализа – поиск ссылок на слово GULAG в одном контексте со словами Russia или Russian – дает небезынтересную статистику: The Guardian > 453 результата за 1998 – 2006 гг.; The Telegraph > 236 (2001 – 2006); The Independent > 150 (2005 – 2006); The Times – 22 (за 2006 г.). В контексте со словами Russia и Russian также оказываются выражения Soviet-style, Soviet-style regime, etc. – правда, гораздо реже (около 70 упоминаний во всех качественных британских газетах за интересующий нас период). См., например, об Украине: «...больше не контролируется режимом в советском стиле. Они обнаружили, что «оранжевый» фронт может устранить пророссийского г-на Януковича» («На Ющенко давит необходимость восстановить «оранжевый» фронт»; Guardian Unlimited, Tuesday March 28 2006).
Кроме указанных стереотипов, связанных с варварством, Москву, отличает ИЗБЫТОЧНОСТЬ ВО ВСЕМ, ИЗЛИШЕСТВА: «Москва огромна, избыточна и гламурна… Это идеальное место для того, чтобы увидеть те излишества, которыми Москва столь славится… При всех ее излишествах…она отмечена советской суровостью и скорбностью...»; контрасты поражают своим размахом: «Это город подозрительных мужчин и надменных женщин, высокого искусства и «низкой» жизни, домашнего борща, бабушек... и побрякушек («стекляшек»)». Блеск «стекляшек» – blings, – которые неоднократно упоминаются как атрибут Москвы и достояние москвичей: «Красивые люди выгуливают свои побрякушки», – на фоне угрюмости и неприветливости людей – «едва глядящие на тебя мужчины в темных пальто» – и серых зданий сталинских времен лишний раз свидетельствует о неумеренности, излишествах, избыточности демонстрируемых русскими качеств.
Не вполне цивилизованно (с проявлением необузданности, стремлением к излишествам) ведут себя русские в статье France: Побывав в подлинном Куршевеле (The Telegraph, 16/01/1999), также под рубрикой Travels. «Официанты, которые сначала подают меню, напечатанное на французском, английском – и русском языках. Шумная группа москвичей сидит за соседним столиком, ложками уписывая икру». Отметим, однако, что тон повествования о русских здесь нейтральный, как это было характерно для упоминаний России и русских в британской прессе в 1998-99 гг., а потому стереотип их невоспитанного, варварского поведения неочевиден и неназойлив. Тем более что всего несколькими годами позже тема русских в Куршевеле и особенностей национального отдыха за границей приобретет гораздо более громкое звучание – теперь уже не только в западной прессе, но и в отечественной. Но это тот случай, когда мы сами подкрепляем стереотип, присущий западному менталитету.
Угрюмость, серость и строгость, суровость, свирепость как элементы Soviet-style и как одно из проявлений ВАРВАРСКОЙ НЕЧУВСТВИТЕЛЬНОСТИ русских ко всему прекрасному и высокому очень часто фигурируют в одном контексте со словами Russia и Russian – от объективного замечания: «Правила оформления визы не такие строгие, как в бытность СССР /…/ (Запад отправляется на Восток: Добро пожаловать на крымское побережье /…/ Саймон Колдер сообщает, почему британцы меняют место отдыха: Средиземноморье – на черноморское побережье Болгарии, Румынии и Грузии)» до подчеркивания сомнительных «прелестей» «брутальной» советской архитектуры, сохранившейся в городах России и бывшего СССР. Например, в статье из рубрики Travels: «Где в 2005 жарко» встречаем: «Не упустите возможность, если вы хотите обнаружить новые для себя места для проведения отпуска, издатели путеводителя – первые помощники в этом. Опираясь на книги, взятые наугад с книжной полки, Том Холл выбрал 20 мест, где можно получить неплохую встряску в 2005 году». Туристов завлекают в Калининград и Минск тем, как хорошо сохранился там советский дух. А довольно мрачное впечатление: тяжеловесность сталинской архитектуры, подавляющая громоздкость скульптур Ленина и объектов, носящих его имя, – составляют в глазах автора особую прелесть, экзотику: «Тяжеловесные здания в советском стиле подавляют город, в то время как большая и разрушающаяся статуя Ленина… Тот же аромат эпохи вы найдете в Минске; впечатляющие коммунистические сооружения … были возведены под личным руководством Сталина... Отгороженный от остальной России новыми странами Евросоюза, Калининград, когда-то известный как Кенигсберг, предоставит возможность почувствовать, какова была жизнь за Железным Занавесом».
В текстах группы features, посвященных настоящему России, также нередко подчеркивается ВАРВАРСКОЕ ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ РУССКИХ К БЫТУ: не только прошлое России грязное, но и в современной России много грязи: ветхие дома, оборванцы, попрошайки, грязь на улицах и дорогах. В основном этот стереотип подкрепляется телевизионным видеорядом, что отмечают побывавшие за границей и повидавшие «их» телевидение наши соотечественники. Приведем один пример из статьи Холодный комфорт (The Guardian, Sunday April 27, 2003) – рецензии 2003 г. на фильм шведского режиссера о постсоветской России. «Мы видим Россию – депрессивное, оказавшееся без руля место, где обанкротившееся коммунистическое общество было вытеснено незрелыми формами капитализма; отвратительная, нечистоплотная квартира; скитания, нищета, неприкаянность героев – девочка-подросток вынуждена проституцией добывать средства к существованию, а иногда она лежит, плача, в грязи». Правда, справедливости ради, корреспондент замечает вскользь: «Это ужасная история, но очень типичная для того, что происходит сегодня повсеместно». Но ассоциации-то у британского читателя возникают именно с Россией, а не с абстрактным «везде»… См. также, напр.: «Три тысячи сто миль от Москвы; грубо мощенная камнем дорога поднимается вверх, и все … Заброшенная в открытой степи, стоит группа серых зданий, покрытых комьями грязи. Добро пожаловать в Краснокаменск, город на окраине цивилизации. Почти два века прошло с тех времен, как царь Николай I ссылал восставших аристократов, известных как декабристы, в … подобные отдаленные места, сети трудовых лагерей, называемой Гулагом» («Добро пожаловать в исправительную колонию ЯГ 14/10. Теперь дом одного из самых богатых людей России», Guardian, Tuesday October 25 2005).
ПЬЯНСТВО – еще один компонент объемного образа невежественного, грубого, неокультуренного русского. Как пишет Т. Добросклонская, «...в материалах иностранных корреспондентов, пишущих о России, постоянно присутствует ряд тем, которые связаны со стереотипным восприятием России в западном мире. К подобным темам относятся, например, такие как пьянство, отсутствие западной вежливости на дорогах и русская манера отвечать по телефону» – отметим, что у отечественной исследовательницы английской прессы пьянство (невольно?) оказывается в одном ряду с невоспитанностью русских – ибо это действительно разные стороны одного и того же стереотипа. Vodka, вошедшая, как и gulag, в английские словари, обычно если комментируется, то как очень крепкий, грубый, варварский напиток. Ср., напр. рекламную статью о Северном Кавказе: «Опасно? Вы еще водку не пробовали!» (The Telegraph, 21/02/98), – само название которой подчеркивает, что путешествие в «горячую точку» планеты не более опасно, чем «горячительный напиток». В британских СМИ в материалах о России упоминание водки и пьянства возникает регулярно: в одной только газете The Times ссылок на слово vodka 2136…
Таким образом, представление о варварстве русских можно считать не только сложившимся, но и детально разработанным. Сюда входят и приписываемая русским нечувствительность ко многому такому, к чему очень чувствителен цивилизованный человек – например, к физическому насилию или ограничению свободы, в т.ч. свободы слова, к физическому комфорту и дискомфорту, к физической чистоте и грязи. И грубость и склонность к насилию, т.н. «брутальность». И невежественность, проявляющаяся, в частности, в подражательности формам цивилизации. И плохие манеры, в т.ч. неприветливость и невежливость. И пьянство – один из самых универсальных способов отрешиться от цивилизованности, а для русских, если верить западному стереотипу – нормальное состояние. Все эти компоненты стереотипа о «варварстве» русских обильно представлены в материалах британской прессы, причем именуются прямо и упоминаются косвенно, порой весьма – как кажется русскоязычному читателю – некстати, с логикой более чем причудливой. В заключении отметим, что результаты этого исследования подтверждают выводы об отношении к «русскому миру», сделанные нами ранее на материале Интернет-ресурса ИноСМИ.
Ирина Телегина, Константин Белоусов, Наталья Зелянская
Исследовательский центр компании E-generator.ru
[i] Везде по тексту перевод авторский. Оригинальный текст можно посмотреть на сайтах анализируемых изданий.