Компания E-GENERATOR.RU продолжает серию публикаций «имиджевые портреты российской оппозиции». Для создания имиджевого портрета Э. Лимонова были отобраны его девять объемных интервью и ответов на вопросы за 2007 год [1]. Исследование выполнено по заказу BBCRussian.com для проекта о выборах в России.
ОСНОВНЫЕ СМЫСЛЫ ОБРАЗА МИРА Э. Лимонова
(по результатам контент-анализа)
Наименования Пространства в речи Э. Лимонова составляют 217 случаев [2] (1,4 % всех слов). Собственно, по тому, какой вид пространства доминирует, можно судить о том, где мысленно человек пребывает, что его окружает и волнует в процессе повседневной переработки информации (то же самое можно сказать и об употреблении слов, обозначающих временные отрезки, имена людей и мн. др.). Из всех наименований пространственных феноменов у Э. Лимонова 80 % приходится на Россию. При этом слово Россия используется 81 раз (81). На втором месте употребляется слово Чечня и Чеченская республика (20). Наименования столиц гораздо реже: Москва (7), Санкт-Петербург (3). Этот факт говорит об эмоциональном переживании пространства, погружении себя в пространство «болезненное, кровоточащее», сопереживание ему. Недаром, большую частотность имеют и другие объекты того же типа Беслан (4), Норд-ост (3), Кондопога (1). Кроме того, еще большей частотностью обладают объекты, обозначающие само пространство человеческого страдания: тюрьма (17), ГУЛАГ (2), лагеря (9), Лефортово (1). Таким образом, картина мира политика даже на уровне отбора пространственных объектов глубоко личностна, определяется собственным жизненным опытом. Именно поэтому в речи Э. Лимонова крайне мало слов, обозначающих абстрактные объекты (например, регионы (3), области (2), республики (4)), – обычным явлением становится упоминание конкретного населенного пункта, города, республики, улицы и т.п. Но география здесь не особо широка: Владивосток (4), Воронеж (1), Вологда (1), Новгород (1), Ингушетия (3), Дагестан (1) и несколько др. Можно сказать, что Э. Лимонов не «распыляется» по бесконечному пространству России, останавливается на пространстве «проблемном», личностно переживаемом. Зарубежье представлено странами СНГ (исторически наиболее близкими Украина (3), Белоруссия (2), Казахстан (1)), но в большей мере – странами Востока (Пакистан (4), Индия (3), Корея (2)) и Запада (Европа (2), Голландия (1), Германия (2), Франция (2), Великобритания (2), Соединенные Штаты (1), Прибалтика (1)) и некоторыми др. В его картине мира нашли отражения несколько глобальных пространств: Россия, СНГ, Восток и Запад.
Время в картине мира Э. Лимонова представлено в основном настоящим: сейчас (38), сегодня (28), настоящее (4), сегодняшнее (3), современный (3). Слова, обозначающие прошлое и будущее время, незначительны, что в целом говорит об активном, деятельном характере политика (действовать можно только в настоящем). Интересно в данном контексте то, какие временные отрезки наиболее часто называет Э. Лимонов, что позволяет судить о его «внутренних часах», о его ритме жизни. Доминирует здесь такой отрезок, как год (44) (то же слово лет (36)). Уступает ему час (13) и век (2). Если сопоставить с аналогичными показателями Г. Каспарова, можно заметить, что у Г. Каспарова совершенно другой ритм жизни: месяц (40), год (28), день (10), час (8), неделя (6).
Личные имена (231; 1,5 % всех слов) в речи Э. Лимонова образуют довольно внушительную группу и в отличие от имен в речи Г. Каспарова представляют не только политиков, хотя, конечно же, политики доминируют. Из российской власти упомянуты, в основном, Путин (34) и его возможные преемники (до назначения Зубкова) – Медведев (11), Иванов (9). Кроме того, российская советская власть дана достаточно широко: Ельцин (6), Горбачев (1), Сталин (5), Ленин (5); Молотов (1), Троцкий (2), Берия (3). Часто Э. Лимонов обращается к создателям коммунистической идеологии (Маркс (8), Энгельс (2), Ленин (5)) и к своим непосредственным предшественникам (Устрялов (1), Агузков (1)). Идеологическая составляющая национал-большевизма передается и через «культурный фон», через указание на «своих» в отечественной и зарубежной культуре: Толстой (1), Шопенгауэр (1), Пазолини (1), Сократ (1); Летов (5), Курехин (1), Троицкий (1) и др. Противостояние власти передается и посредством обращения к именам оппозиционных деятелей, как близких, так и идеологически чуждых (преобладают, конечно, лидеры «Другой России»): Касьянов (22), Каспаров (13), Рыжков (5), Илларионов (5), Зюганов (2), Явлинский (3), Рогозин (3), Геращенко (1), Гайдар (2), Жириновский (2), Бабурин (1), Хакамада (3) и др.
Предприниматели практически не представлены – встречаются только Березовский (1), Гуцериев (1), Ходорковский (3), Чубайс (1), оцениваемые вполне однозначно.
Среди лидеров зарубежных государств упоминаются и уже исторические деятели (Гитлер (1), Пиночет (2), Де Голь (2), Буш-старший (1), Хусейн (1), Кравчук (1), Шушкевич (1)), и современные руководители (Фидель Кастро (1), Буш (1), Лукашенко (2)). Видно, что в список в основном вошли представители «твердой руки» в политике, люди, изменившие мир, либо участвовавшие в его изменении. Очевидно, Э. Лимонова интересует феномен «сильной личности», изменяющей историю (не случайно, в этой связи упоминается и Че Гевара (4)), хотя отношение почти ко всем персонам из приведенного списка у Э. Лимонова резко отрицательное. То же отношение у политика и к чеченским лидерам (Кадыров (3), Ямадаев (2), Масадов (1)).
Оставшиеся имена представляют политологов, социологов и журналистов (Белковский (1), Павловский (1), Левада (2), Политковская (1)); разного рода провокаторов (Гапон (1), Зубатов (3); светских лиц (Жукова (2)); российских императоров (Николай Палкин (1)). Отношение к подавляющему количеству персон негативное, или даже крайне негативное. Исключение: Политковская, ставшая символом борьбы с режимом.
На примере употребления личных имен можно увидеть, что союзники представлены, в основном, создателями «идеологий», революционерами и несколькими лидерами и сторонниками Другой России. Причем, во всех группах много людей, пострадавших в свое время от власти, т.е. неявно присутствует «культ мученика». Врагов же у Э. Лимонова значительно больше. Кроме того, если «союзники» чаще отнесены к прошлому (Толстой, Шопенгауэр, Устрялов, Агузков и др.), то «враги» в основном находятся в настоящем. Этим обусловливается жесткая оценочная позиция практически по каждому из приведенных имен.
Кроме того, обращают на себя внимание два интересных факта:
1) наиболее частотным словом в ответах Э. Лимонова является отрицательная частица НЕ (3 % от всех употребленных слов), т.е. уже в этом проявляется несогласие политика с ходом дискуссии, с позицией собеседника (для сравнения: НЕ у Г. Каспарова встречается в 1,88 %, у Г. Зюганова в 2,25 %, у Б. Немцова в 1,99 % от всех употребленных политиками слов). То же наблюдается и с употреблением слова НЕТ – слова, используемого для отрицательного ответа собеседнику (в речи Э. Лимонова слово НЕТ встречается в 2,4 раза чаще (!), чем в речи Г. Каспарова, в 1,8 раз чаще, чем в речи Б. Немцова и в 1,2 раза чаще, чем в речи Г. Зюганова). Стоит специально отметить, что все перечисленные политики являются довольно жесткой оппозицией – им постоянно приходится отстаивать собственное мнение, не соглашаться с большинством. Интересно и то, что слово ДА, употребляемое для выражения согласия с собеседником, встречается почти в 2 раза реже слова НЕТ (для сравнения: у Г. Каспарова ДА встречается в 1,2 раза чаще слова НЕТ);
2) употребление местоимений Я и МЫ, которое показывает, КАК видит себя человек: частью некоего целого (МЫ) или отдельным индивидом, противостоящим целому (Я). Если у Г. Каспарова МЫ (180) 1,9 раз встречается чаще, чем Я (96), то у Э. Лимонова наблюдается обратная картина: Я (353) в 2,6 раз используется чаще, чем МЫ (134). Этот пример хорошо показывает и функциональную «нагрузку» лидеров внутри Другой России.
Кроме Личных имен используются и обозначения человека через отнесенность к той или иной группе (чиновник, журналист), и к некоторым совокупностям людей (молодежь, народ и т.п.). Всего группа Люди, в которую вошли указанные случаи, состоит из 492 словоупотреблений (или 3,2 % от всех слов).
Группа включает в себя ряд подгрупп. Это, прежде всего, абстрактные слова: а) обозначение совокупностей людей: люди (77), народ (29), общество (14), население (7), электорат (6), граждане (5), большинство (людей) (11), б) слово человек (43). Здесь у всех политиков отмечается общая тенденция в использовании абстрактных наименований человека и его сообществ. Отличие состоит в употреблении слова НАРОД, которым обозначают не столько социальную, сколько социально-духовную общность людей. Здесь заметны значительные различия: Г. Каспаров (3; 0,02%), Э. Лимонов (29; 0,19%) – т.е. почти в 10 раз чаще Э. Лимонов обращается к понятию народ, наделяя его своими атрибутами (об этом см. ниже).
Власть представлена словами президент (24), царь (6), премьер-министр (5), преемник (12), монарх (1), князь (1), министр (1) и др. Видно, что современная власть понимается как продолжение власти «вчерашней», функционально сливается с ней.
Значимой подгруппой является принадлежность человека к организации. Встречаем здесь либерала (4), марксиста (5), социалиста (2), национал-большевика (8), коммуниста (6), демократа (3) и др. Человек также характеризуется и по особенностям его миропонимания, ментальности: интеллигент (2), интеллектуал (2), эгоист (1), фаталист (1), пессимист (2), мыслитель (1) и др. Национальная принадлежность человека присутствует, но не значительно: чеченцы (5), казахи (1), ингуши (1), американцы (4) и некоторые др. Называние человека по его профессии значительно чаще: журналист (6), философ (4), писатель (3), музыкант (2), поэт (1), художник (1), шахматист (1), фермер (2), имидж-мейкер (1), политтехнолог (1), адвокат (2) и мн. др. Заметно, что среди данного списка много творческих профессий.
Среди оставшихся подгрупп отметим выделенную из профессий подгруппу судебно-карательных профессий: судья (2), прокурор (1), полицмейстер (1), чекист (2), надзиратель (1); а также военных должностей: солдат (5), генерал (2), полковник (1).
Значимой оказывается и группа слов, называющих человека по его роли в Семье: отец (1), папа (2), мама (2), жена (2), супруга (1), сын (3), брат (3). Данная группа слов традиционно нечасто встречается в речи политических деятелей, поэтому само ее наличие – сигнал о значимости семейных ценностей.
Отдельную подгруппу составляют Плохие люди, к которым можно отнести шарлатана (1), врага (3), провокатора (2), демагога (3), дикаря (1), буржуя (7), олигарха (3).
В целом, можно отметить, что наименование людей в речи Э. Лимонова производится по нескольким основаниям. Характерной особенностью является противопоставление двух типов профессий: творческих и карательных.
Политическая действительность так же, как и у Г. Каспарова, представлена многопланово. Она четко передается через употребление в речи слов – наименований Политических организаций (184; 1,1% всех слов). Среди собственно наименований партий встречаются: КПРФ (12), Яблоко (10), СПС (8), Единая Россия (8), Справедливая Россия (5), Великая Россия (2), Трудовая Россия (3), Республиканская партия России (1), РНДС (3), ЛДПР (2), РКРП (1). Политические объединения и движения представлены Другой Россией (34), ОГФ (8), НБП (2), Свободной Россией (1), Солдатскими матерями (1) и некоторыми др. Доминирование КПРФ и демократических партий (Яблоко, СПС) говорит о большей критичности Э. Лимонова по отношению к этим партиям, нежели к кремлевским «проектам»: Единой и Справедливой России. Видимо, здесь «срабатывает» тот же принцип акцентуации на наиболее проблемных точках, рост которых можно изменить. Неполитические организации (30) представлены крайне скупо и состоят в основном из судебно-силовых структур: омон (4), милиция (4), ФСБ (2), спецслужбы (1), минюст (1), прокуратура (2), суд (4), мосгорсуда (2). Кроме этого встречаются церковь (6), РПЦ (1), НАТО (5) и ЦИК (3). По сути, Э. Лимонов и здесь находится среди «чужого мира», которому противостоит Другая Россия. При этом «чужой мир» легитимен – политически реален (политические партии и неполитические организации), а «свой мир» – запрещен, политически непроявлен.
Это порождает обращение к теме оппозиционного сопротивления (120), которая многообразно раскрывается посредством слов, связанных с оппозиционностью и выражением протеста (оппозиционно (4), оппозиции (12), несогласные (6), взбунтовался (1), против (18), протестный (2)); противоборством (противник (7), борьба (16), бороться (6), битву (1), борцы (1), бой (1), воевать (3), воюю (1) – заметим, все слова употреблены в соответствующих контекстах); радикализации общества (радикализация (1), радикализм (1), радикальный (6)); революционностью (революция (4), революционер (1), революционный (3)); проведением соответствующих акций (демонстрации (1), марши (7)). Стоит специально отметить, что радикализация и экстремизм в понимании Э Лимонова противостоят друг другу. Радикализация связана с повышенной социальной активностью, одобряемой Э. Лимоновым, в то время как экстремизм понимается как преступление за черту допустимого, как нарушение закона: «Нет, это не законы изменились, нет экстремизма вообще, ни в творчестве моём, ни в газете «Лимонка» и есть только желание власти избавиться от уже совершенно, не то, что надоевшей, а «доставшей» её организации, самой многочисленной, на самом деле, радикальной организации в Российской Федерации» («Эхо Москвы», Народ против); «И немножко в этом есть определенного такого радикального хулиганства чуть-чуть, я все-таки писатель, поэт» («Эхо Москвы», Особое мнение).
Сопротивление «чужому миру» обусловливает обращение не только к явлениям, действиям, отраженным в приведенных выше словах, но и к вещам, лежащим за разного рода границами. В частности, это активное использование табуированной и просто грубой лексики: дерьмо (2), п...ж (1), бл... (2), пох..сты (1), западло (1), говнюк (2), протирания жопы (1), дрянь (1), падла (1), мерзавцы (3), поганый (1), дебильный (1), на халяву (1), жри (1) и др. Причем, подобным «эпитетом» Э. Лимонов может «наградить» и своего идеологического / политического врага, и своего собеседника.
Обращение к «жесткому» стилю общения резко выводит диалог из политического автоматизма, традиционной политической толерантности. И если Э. Лимонову такой стиль общения не сулит приобрести многочисленных сторонников (речевая агрессия не позволяет установить контакт с большинством), то уже на другом уровне – дружеской интимизации общения (позволяющей употребление грубых выражений) Э. Лимонов находит вполне определенное сочувствие у людей, не боящихся «крепких» выражений. (Вспомним, что в свое время «мочить в сортире» сделало В. Путина Президентом России.)
Другой нетрадиционной для современной политической России стороной (выход за границы) является обращение Э. Лимонова к сферам Веры и надежды. Политик относительно часто употребляет слова: надеюсь (7), надежда (1), надеется (1), мечтать (3), верить (9), молиться (2), Бог (12), господь (2), господи (1), дух святой (2), божья (1), дьявола (1), зло (3), небеса (1). Часть этих словоупотреблений имеет ироническую окраску, но другая часть вполне откровенно передает отношение политика к миру, например, «Я никогда не мечтал быть избранным президентом, я мечтал быть властителем дум...» (Lenta.ru: Три недели до суда). С одной стороны, Э. Лимонов ведет себя чрезмерно агрессивно (что, следуя логике поведения, должно было бы сопровождаться внутренней закрытостью), но, с другой стороны, не боится признаться в сокровенном. Интересно, что среди положительных качеств характера человека-политика (54) Э. Лимонов выделяет также нетрадиционные качества (например, честность, способность сопереживать и т.п.), а смелость (4), храбрость (4), мужество (5), решимость (5), – и только потом честность (3), дружелюбие (3).
Тема Выборов (176; 1,1%) одна из значимых тем и состоит из широкого ряда слов, связанных с избирательным процессом (то же мы наблюдали и у Г. Каспарова – 1% всех словоупотреблений). С темой выборов сближается актуальная для российской оппозиции тема коалиционности (79; 0,5%), раскрывающаяся посредством таких слов, как коалиция (18), союз (13), сторонники (5), товарищи (5), друзья (2), собратья (1), содружество (1), вместе (6), объединить (1), объединенный (1) и под.
Тема противостояния «чужому миру» соотносится и с темой наказания за это противоборство. Поэтому одними из частотных слов являются разного рода запреты: запретили (4), запрещенная (6), запрещена (7), запреты (2), запрещают (1) – и слова, обозначающие тюремное заключение: сидел (5), отсидел (3), просидел (1), просидев (1), сидевший (1), осуждены (2), приговор (2); тюрьма (17), лагеря (7), ГУЛАГ (2), арестовали (2), репрессивный (3), репрессии (1), сажать (2).
Пространство человеческого страдания предельно детализировано: кроме лагерей, тюрем, запретов и арестов упоминаются войны (20), насилие (13), плен (3), охранка (1), полицейский режим (6), ярмо (1), насильники (2). Сильным полем является поле Смерти, включающей в себя смертный (1), смерть (2), смерти (1), вымрем (1), гибель (1), гибнуть (3), труп (1), умереть (1), убивают (1), убийство (2), убить (1), загубить (1).
Негативность мироустройства значительно усугубляется темой низости человеческой природы, раскрывающейся в многочисленных подтемах, одной из которых является Ложь и воровство: ложь (5), фальшивый (2), утка (1), лживый (3), ложный (2), сфальсифицированы (1), фальсификаторы (1), фальсификация (1), обман (1), обмануть (1), воровать (1), ворье (1), грабить (1), разбой (1) и др.
Человеческие пороки и производные от них характеристики представляют: корысть (корыстолюбие) (1), продажность (3), стяжательский (1), раболепность (1), лакейский (1), робки (робость) (1), трусливый (2), жестокий (2). Среди остальных отрицательных характеристик встречаем слова из самых разных сфер: подлый (1), рабский (1), несвободный (2), гнусный (1), вульгарный (1), печальный (1), унизительно (2), стыдно (5), грубо (3), отвратительно (3), путинщина (1), зубатовщина (1), полицейщина (1).
Видно, что авторитарность и раболепство являют собой две стороны наиболее осуждаемого Э. Лимоновым проявления человеческой низости. В этой связи становятся значимы описанные ранее такие положительные качества политика, как смелость (4), храбрость (4), мужество (5), а также такая базовая ценность как Свобода (59): свободный (23), свободы (7), воля (4), независимый (2), свободный (2), независимость (2), свободолюбивый (1), свободомыслие (1), соблюдение прав (14) и некоторые др.
Из всех возможных сфер человеческой активности у Э. Лимонова в большей степени выражены Интеллектуальная сфера (247; 1,6%) и Речевая сфера (222; 1,44%), что легко объясняется его основной профессией (писатель), природа которой (говоря несколько прямолинейно) состоит в интеллектуальном создании возможных миров посредством виртуозной языковой деятельности.
Интеллектуальная сфера (247; 1,6%) представлена:
рядом глаголов, обозначающих разные виды мыслительной активности: знать (65), считать (31), понимать (19), доказывать (6), рассуждать (2), думать (21), задумываться (2) и др.;
словами, называющими продукты (и / или феномены) мышления: идеи (16), дума (мысль) (1), мысли (4), смысл (3), информация (3) и др.;
положительные стороны интеллектуальной деятельности: понятно (6), здравый (смысл) (2), осмысленный (1), интеллектуал (2), мыслитель (1), умнее (5), просвещайтесь (1), разумней (1);
отрицательные стороны интеллектуальной деятельности: абсурд (4), тупая (3), глупая (3), безумным (1), бездоказательная (1), шизофреники (1), умники (1), дурь (3), неграмотные (1), незнание (1), немудрый (1), неумный (1), полуграмотными (1).
Речевая сфера (222; 1,44%), в свою очередь, включает:
слова, обозначающие разные виды речевой деятельности: говорить (70), сказать (34), кричать (11), читать (2), разговаривали (1), скандировали (1), оговорился (1), называли (11), написал (6), писал (5); разговоры (2), разговорчики (1), чтения (1);
слова, указывающие на саму речевую деятельность и ее составляющие: речь (4), язык (2), слова (10), просторечия (2),
слова, называющие артефакты – продукты речевой деятельности, а также их характеристики: издание (1), книга (13), журнал (1), стихи (1), письмо (1), манифест (1), рукопись (1), название (4), статья (2), литературный (1), писательский (1) и др.
Интересно то, что если Интеллектуальная сфера может быть рассмотрена и с положительной стороны, и с отрицательной, Речевая сфера редко имеет позитивные / негативные оценки (разговорчики и оговорился).
ОБРАЗ МИРА И ПРИНЦИПЫ МЫШЛЕНИЯ
Исследование формально-языковых и стилистических средств, а также рассмотрение способов аргументации подтверждают и уточняют выводы, сделанные по концептуальному составу речей политика. Для речи Э.Лимонова характерно богатство образных выражений и экспрессивных высказываний, что поддерживает сложившийся в общественном сознании образ Лимонова-неординарного, яркого человека.
Так, если охарактеризовать в двух словах способ словоупотребления, манеру выражения мыслей, свойственные этому политику (и писателю), то это, несомненно, будет «бунт против речевых штампов». Например, «Попадете под колесо истории. <…> Обольет грязью, я уверен» – яркая картина, которая создается путем параллельно происходящей буквализации клишированной метафоры «попасть под колесо истории», способствует этому помещение клише в «освежающий» его контекст: «обольет грязью».
Штампы, клише, предзаданные схемы – в речи и в жизни – воспринимаются Э. Лимоновым как лишение свободы воли, выбора, как запрет самостоятельно мыслить. Очень серьезно политик относится и к любым попыткам оценивать его самого со стереотипных позиций, вписывания его в ситуативные клише, требующие от него заранее предсказуемой реакции. Так, на традиционный для журналистов вопрос о том, как Лимонов представляет себе лидера оппозиции, прежде всего политик отвечает: «Я не политолог и не рисую портретов». Освободившись таким образом от необходимости отвечать по заранее заданной схеме, он возвращается к предложенной ему ситуации с более близкой ему стороны: «Но полагаю, что основными качествами оппозиционного лидера являются решимость, храбрость, готовность умереть здесь и сейчас за дело, которому служишь» – именно в переструктурированном Лимоновым виде ситуация органично принимает возвышенную патетику и романтическую серьезность, которые привносятся политиком уже от себя как незапланированный другими элемент. Даже повторяющиеся формулировки вопросов вызывают у Лимонова протест: «И вообще, чего это вы так задаете вопрос: «Вы не боитесь?» Есть еще одна формулировка: «Вам не кажется?» Так вот, я ничего не боюсь, и мне ничего не кажется!». Под тем же углом воспринимается Лимоновым и политическая жизнь – для того, чтобы подчеркнуть несправедливость или даже губительность какого-либо политического явления, он демонстрирует «клишированность» этого явления, отсутствие в нем возможности неожиданной развязки, проявления творческой воли. О предстоящих президентских выборах: «А что она увидит, она увидит президентские выборы, первый тур, в котором будут бороться за власть два преемника. Медведев с Ивановым. И по плану они должны оба выйти во второй тур. Во втором туре они борются между собой, Путин стоит, скрестив руки на груди, и говорит: воля народа превыше всего. Преемника называть он не будет. Вот будет так по идеальной схеме. Но если у оппозиции хватит кишок, то эту схему можно разрушить».
Образные средства служат Лимонову для создания яркого, рельефного портрета, абриса человека, ситуации и одновременно для выражения своего отношения к обсуждаемому лицу или событию: «…это всего-навсего передача Чечни человеку такого же калибра, как Саддам Хусейн, только в рамках Чеченской Республики»; «У Иванова редкие зубы такие, акулы, вот он будет в соответствии с этими редкими зубами. У Медведева очень узкие плечи, в соответствии с этими узкими плечами и будет…». Т.е. способы выражения собственного отношения к миру у Лимонова-политика и Лимонова-писателя чрезвычайно схожи.
Один из лейтмотивов всех высказываний Э. Лимонова – это борьба. Но нельзя сказать, что это только распространенная в речи политических деятелей борьба за победу своей партии и принципов, которые она отстаивает. Борьба у Э. Лимонова чрезвычайно личностна и одновременно метафизична: она требует идеального героизма от тех, кто ее ведет и направлена на изменение миропорядка как такового, способов взаимоотношения с миром и перевоссоздания мира по другим – более справедливым – законам. Отсюда нетривиальные способы выражения своих мыслей о борьбе, хотя, в целом, метафоры борьбы являются очень распространенными и даже традиционными для описания политической деятельности (в советское время они стали штампами): «Должна быть борьба воль, конфликт между лживой от макушки до пят системой и системой свободных выборов, которую мы предлагаем. Главную роль в этой борьбе будут играть не инструменты изменения законодательства, а храбрость, упорство и решимость людей»; «Но полагаю, что основными качествами оппозиционного лидера являются решимость, храбрость, готовность умереть здесь и сейчас за дело, которому служишь»; «Но так случилось, что я родился среди этих людей, другого выхода нет, и борьба моя здесь».
Одним из контекстов, который часто использует Э. Лимонов для обогащения образного ряда, является контекст культуры – русской и мировой. Политик легко апеллирует к фактам истории, литературы, мифологии, проводит параллели с современностью и тем самым делает свою мысль яркой, риторически сильной, обнаруживает эрудицию и способность смотреть на сиюминутные события с культурно-исторической перспективы: «Но я за отделение Чечни. Мы не можем вести столетнюю войну. Это в XIV веке наши дикари предки могли воевать и сто лет, а в современном мире сто лет не воюют»; «Вся Россия облегченно вздохнет, конечно, когда уйдет Путин. Как это было, когда в свое время умер Николай Палкин, Николай Первый и 30 лет, 29 лет были тяжелы для России того времени. А сейчас вот эти 8 лет они еще тяжелее»; «Они не хотели сидеть в тюрьме, а надо было сидеть в тюрьме, надо было честно пройти свою Голгофу, надо было отстоять... Тогда не было бы сейчас такой конституции, по которой Путин больше, чем царь-батька, имеет силы и власти».
Однако в речевой реальности, органичной для Э. Лимонова, все перечисленные особенности из риторических преимуществ превращаются в риторические трудности. Подчеркнуто личностные культурно-исторические аналогии, разрушающие некоторые общепринятые шаблоны восприятия современности, и сама активная, резкая, яркая борьба с шаблонами, стереотипами закономерно вызывают у аудитории желание защищать свою позицию, продиктованную если не убеждениями (стереотипы сознания не могут быть убеждениями – такова и позиция Лимонова), то неосознанным страхом лишиться покоя. Большое количество образных средств также в общем контексте становится источником непонимания или намеренного искажения (со стороны желающих того) изначально подразумеваемого смысла. Любое образное выражение оставляет большой простор для его переосмысления или недопонимания: характерный пример из общественно-политической жизни Э. Лимонова – это лозунг: «Завершим реформы так: Сталин, Берия, ГУЛАГ», скандировавшийся представителями национал-большевистской партии в 1990-х годах и (хотя сам политик утверждает, что лозунг им не принадлежит) многими ассоциативно связываемый с партией Лимонова. Любой человек, знакомый с эпатажно-эстетической традицией деятельности Лимонова и его соратников, увидит здесь доведение до абсурда реформистской активности политиков 1990-х, обнаружение оборотной стороны этих реформ и кардинальный взгляд на возможные последствия – что призвано дискредитировать и этих политиков, и сами реформы. Но любой желающий может увидеть здесь (и многие видят и в эфире говорят об этом) и преклонение перед Сталиным и его методами борьбы с народом. И Лимонову приходится всякий раз объясняться: «Это была злая антигайдаровская кричалка. Автор ее неизвестен, а мы ее использовали в 1995-1996 годах. Шли люди, топали ногами и в ритм ее скандировали. Точно так же мы использовали и другие кричалки: «Капитализм – дерьмо!», «Ешь буржуев!». Но это не значит, что мы призывали есть буржуев буквально». Не исключено, что подобная история может случиться с любым образным высказыванием Лимонова.
Нетерпимое отношение к штампам в речи, в мыслях и в жизни и желание бороться с ними делают речь политика чрезвычайно экспрессивной. И, прежде всего, это проявляется в тех словах, которыми он характеризует действия его политических оппонентов (в первую очередь, власть предержащих), вгоняющих людей в определенные рамки, заставляющих подчиняться выгодным для этих политиков схемам и препятствующих реализации творческого потенциала людей: «Есть такое хорошее русское слово – мерзавцы. И оно, его надо употреблять, оно абсолютно четко определяет характер этих правящих партий сегодня, нашего правительства тоже, не стану дальше, а то наговорю на срок. Поэтому я тут не буду, мне надо победить, понимаете? Вот что я хочу сказать. Но мерзавцы. Другого слова не подберешь. Понимаете, те, кому говорят, нас** в глаза, извините, все божья роса, они все равно будут твердить про какую-то свою демократию, хотя они просто насильники, понимаете? Насильники»; «Что сделала компартия за 14 лет? С 93-го года они сидят в Госдуме. У них было и большинство, и было что угодно, у них было столько депутатов, что ни у кого не было столько, сколько у них. Что они сделали конкретно для народа? Вот сейчас идет передача «Народ против». Вот народ должен быть против вот этого сидения, протирания *опы, извините, и, наконец, должен отказать компартии в доверии»; «Вы что, с ума сошли?! Я бы первым отбил печень тому, кто вышел бы с таким лозунгом. Там выбегали провокаторы, которые, как эксгибиционисты, быстренько показывали какие-то лозунги типа «Березовский, мы с тобой!». Они появлялись из рядов ОМОНа. ОМОН расступался, несколько официозных фотографов снимали это, а потом показывали по телевидению, чтобы скомпрометировать оппозицию».
Не менее эмоционален синтаксис Э. Лимонова – способ построения фраз. Преобладающие синтаксические конструкции, используемые политиком, – короткие четкие фразы, в которых, даже если они бесспорно являются сложными предложениями, практически не присутствуют интонации, свойственные причастным оборотам, большим уточняющим конструкциям и т.п. Четкость фразы создает ритм, эмоционально сильно заряжающий высказывание, помогающий сосредоточиться на обсуждаемой проблеме, часто ритм усиливается синтаксическими параллелизмами: «Я написал книгу «Лимонов против Путина», где предъявляются претензии к Путину за десятки преступлений. Среди прочего за то, что он отдал приказ стрелять по школе в Беслане (он этого не признал). Он отдал приказ употребить газ в «Норд-Осте». Он повинен в продолжении войны в Чечне, которую он использует для того, чтобы заткнуть рот политическим противникам и установить полицейский режим в России». Часто эмоциональность и ритмичность усугубляется использованием конструкций разговорного типа (неполных, нераспространенных, с использованием инверсий и т.п.): «Я же говорил, у них социальный пессимизм, динозавры вымерли и так далее. То есть так нельзя рассуждать. На самом деле, делается все возможное. Политика – искусство возможного. Делаем все, что возможно. Сделаем больше». Экспрессивность растет и посредством употребления риторических вопросов и восклицаний: «Кто-то ушел, я 13 лет в политике, сколько бывших друзей сегодня оказались моими врагами, тот же Дугин, например, ну что, рвать на себе волосы и отчаиваться?»; «Кто будет защищать интересы мусульманских общин в России?!»; «Так вот, я ничего не боюсь, и мне ничего не кажется!»
Отмечая данную синтаксическую особенность речи Э. Лимонова, мы не утверждаем, что ему вообще не свойственно логическое построение высказываний, однако в подавляющее большинство фраз (порядка 75 %) воздействуют не столько на логику, сколько на предметно-чувственное восприятие мира, на эмоциональную сферу. Таким образом, одна из частотных и ярких особенностей речевой картины мира Э. Лимонова – это предельная нетривиальность позиции, точки оценивания всего происходящего, поиск максимальных возможностей для творческого самовыражения и неприятие всего того (и всех тех), что мешает ему самовыразиться и / или навязывает какие-либо схемы мышления и поведения для всех. Но нельзя сказать, что образность, разрушение штампов и т.п. служат Э. Лимонову только для выражения собственной позиции и собственного отношения к обсуждаемому вопросу, ему очень важно мнение собеседника, реакция, которая следует на высказанные им утверждения – именно поэтому столь эмоциональный отклик вызывает у него неверное понимание (особенно нарочито неверное) предполагаемого им смысла.
Одним из способов, с помощью которых Э. Лимонов пытается добиться положительного коммуникативного эффекта, является объяснение (как правило, также очень экспрессивное) разных фактов, неверно понимаемых большинством: «В данном случае – это Ваша неинформированность. Ваша личная и общества о том, кто такие национал-большевики. Немедленно отношу Вас к имени Эрнста Никиша, человека, который в 1937 году написал книгу «Гитлер – злой рок Германии», национал-большевик, Эрнст Никиш. И в том же году очутился в лагерях. И вышел он из этих лагерей гитлеровских только в 1945 году и умер, буквально прожив всего несколько лет. Национал-большевики всегда были оппонентами нацизма. <…> Один из столпов национал-большевизма в России был Николай Устрялов. Он тоже в 1937 году отправился в лагерь и никогда оттуда не вернулся. Поэтому, когда общество говорит о национал-большевиках и их просто коробит от этого слова, я просто говорю: «Читайте, товарищи, просвещайтесь. Прочтите хоть книгу Николая Агузкова, покойного, «Национал-большевизм», поймите, что это были борцы с фашизмом, доказавшие это, доказавшие своими смертями, своими страданиями. А когда начинают, спустя 60 лет… это просто неинформированность, тупая и глупая».
Еще один способ вовлечь собеседника в свое коммуникативное поле – обнаружение общих закономерностей жизни, человеческой природы или причинно-следственных связей между событиями для того, чтобы собеседники включились в процесс размышления над обсуждаемой ситуацией, но уже принимая во внимание обнаруженную закономерность, и начали делать выводы – с кем или с чем необходимо бороться, что оставить на своих местах, кого осуждать или одобрять и т.п.: «Но даже получение власти не является конечной целью политической борьбы. У политика одна конечная цель – повлиять на судьбу своей страны. Получение власти – лишь инструмент для этого. В России все могло бы быть просто, но все сложно»; «В случае всякого кризиса, как в случае Беслана, как в случае «Норд Оста», власть всегда выбирает насилие. Она пытается решить все проблемы насилием. Кто этому виной, чекистский клан, или просто наши традиции российские таковы, не могу сказать. Но этому надо, опять-таки, положить конец»; «У человека, у вида, нет табу на внутривидовое… <…> Насилие, убийство тоже, нет, не было никогда. Это, видимо, не знаю, чего хотел господь, если он был один. Может, это была компания создателей человечества. И у нас нет внутривидового табу. <…> Если он так создал, то, видимо, он что-то имел в виду, понимаете, надо с этим… смиряться не надо, но нам обещают окончание войн уже, я не знаю, много столетий. А войн, на самом деле, все больше и больше. <…> мировые войны, я надеюсь, уже не повторятся, но количество войн возрастает. Значит, агрессия сидит в человеке».
Тенденция вовлечения собеседника в свое коммуникативное, ценностное, информационное, эмоциональное поле занимает очень большое место в речевой стратегии Э. Лимонова, любая его фраза изначально направлена на собеседника – данного конкретного, который здесь и сейчас задает ему вопрос. Лимонов пытается понять мотивировки, руководящие собеседником, настроиться на его «волну» и сформировать свое отношение к нему – без подобных предварительных ориентиров, видимо, политику невозможно продуцировать высказывания (еще раз подчеркнем, всегда очень личностно окрашенные и потому яркие). Речевой акт для Лимонова не просто процесс воплощения в слова собственных мыслей, это всегда речь для другого. Самая первая контактоустанавливающая фраза часто напрямую бывает направлена на обнаружение конкретных черт собеседника, в связи с которыми политик будет формировать свои коммуникативные намерения: «А чего Митёк хочет? Мне вот тоже не понятно. Митёк…. Чего мы хотим все? Я хочу влиять на судьбу моей страны». Ориентация на собеседника может представать в виде попытки продолжить его мысли – как бы настроиться на его волну: «В. Дымарский: Кто начнет? Мы до эфира все уже показывали пальцем на Павловского, что он должен начать, чтобы он задал тон, чтобы мы знали, какому курсу… Э. Лимонов: Что власть хочет». Имея же опыт положительного общения с человеком, Лимонов демонстрирует позитивное отношение даже к бывшим сторонникам столь же эмоционально, сколько выражает свое несогласие с противниками: «О Летове у меня остались самые наилучшие и теплые воспоминания. <…> Ну, дай бог ему всего!»
Такое усиленное чувство собеседника, вместе с тем, позволяет Э. Лимонову четко отстаивать свои позиции, избегая риторических ловушек, откровенных провокаций, предотвращая попытки навязать ему ту или иную придуманную ранее – журналистом или любым человеком, задающим вопрос, – роль, маску отрицательного героя и т.п. Например, выдержки из очень характерного интервью: «Вы за отделение Чечни? – Да, я за отделение Чечни, безусловно. – Может, вы и за отделение Татарстана? – Твердое «нет»! Но я за отделение Чечни. Мы не можем вести столетнюю войну. <…> – <…> Может, по-вашему, и Дагестана это касается? – Нет, я не за отделение Дагестана. Я сказал, что я за отделение Чечни, потому что там столько крови. Все равно никакой общей жизни между русскими и чеченцами на территории Чеченской Республики не будет в ближайшие несколько поколений. Лет пятьдесят не будет, потому что между двумя этими народами реки крови»; и т.п.
Прямая (причем личностная и эмоциональная) нацеленность на собеседника – и позитивно и негативно настроенного, – а также продуманная позиция по разным вопросам – о чем свидетельствует четкость изложения и непроницаемость для провокаций – обусловливают еще одну важную черту речевого портрета Э. Лимонова – его уверенность, граничащую с категоричностью. Если проанализировать все варианты модальности (т.е. субъективного отношения к тому, о чем идет речь), то модальность утверждения, уверенности будет занимать первое место среди всех остальных высказываний (порядка 80 %): «Надо руководствоваться здравым смыслом, но, безусловно, это не должны быть репрессивные решения»; «Выборность начальников полицейских участков, отделений милиции, выборность Губернаторов, разумеется, и отмену всех ограничений на политику, безусловно»; «Россия – это Европа. Безусловно»; и т.п.
В целом, коммуникативная модель, актуальная для Э. Лимонова, содержит говорящего, который не только интеллектуально, но личностно, эмоционально воплощается в своем высказывании, делая его повышенно активным, деятельностным, а также Другого, собеседника, чье Я, во всей своей конкретности, напрямую влияет и на слово говорящего и на протекание самого коммуникативного акта. Собеседник как участник речевого события наиболее часто представлен в виде непосредственного оппонента – реального лица, пытающегося поставить себя в позицию противника Э. Лимонова, – и тогда политик обрушивает на него все свое яркое красноречие, прежде всего, обвиняя в «социальном пессимизме», оправдывающем нежелание вести борьбу против навязанных схем (при том, что встречаются и сочувствующие собеседники, но гораздо реже): «Нет, ну знаете, если исходить из ситуации, что все мы знаем, что динозавры вымерли, стоит ли жить человеческому виду. Это такой тотальный, социальный пессимизм. Если не предпринимать никаких шагов, зная, что всё заранее обречено… Я не считаю, что всё заранее обречено».
Предстает собеседник и в виде обобщенного образа власти – постоянного политического противника Лимонова – в этом случае степень экспрессии и личного неприятия политика часто доходит до грубости: «Власть хочет использовать этот страх перед НАТО сейчас для того, чтобы обмануть людей внутри страны и остаться у власти. Да ничего они не боятся, никакого НАТО! Это все дымовая завеса над отвратительным стяжательским желанием эксплуатировать Россию до того, пока не высосут все»; «Вот как сегодня наши политики, они сидят одной жопой на двух стульях, они отказались от своих собственных свобод еще в 93 году, когда Ельцин предложил им взамен на амнистию проголосовать за новую конституцию».
И есть еще один субъект коммуникации, как мы считаем, всегда присутствующий в речи Э. Лимонова в качестве незримого и главного адресата, всегда оцениваемый положительно и всегда оправдываемый им, какие бы обвинения ему ни предъявлялись, – это народ: «У нас как раз наверняка присутствует многообразие в нашем народе, многообразие и дружелюбие к различным идеологиям. Если провести свободные выборы…»; «Отлично! Спасибо народу!»; «И вспоминали меня незлым, тихим словом и сказали, что «с этим человеком в Парламенте мы жили нормально, он защищал наши интересы».
Выбранная коммуникативная стратегия определяет и аргументацию, встречающуюся в речи Э. Лимонова. Наиболее распространенные аргументы – это аргументы «к здравому смыслу» и «к опыту», которые строятся на основе эмпирической аргументации. Т.е. Э. Лимонову важно представить достаточное количество конкретной информации, фактов, в которых он на глазах собеседника обнаруживает причинно-следственные связи: «У нас, по нашему фашиствующему законодательству получается, что 7.6 млн. не могут иметь своего представителя в ГД, свою партию, своих представителей. А как это так? Это размер, например, национального меньшинства, это размер меньшинства огромного. Это, в конце концов, в Белоруссии всего 10 млн. Т.е. это антиконституционно, это сделано только для того, чтобы установить однопартийную систему или двухпартийную, которая сама по себе тоже есть насилие над гражданами»; «Это гадание на кофейной гуще. Нет никаких данных, с помощью которых можно было бы это подтвердить. Единственное, о чем можно говорить, это о том, кому произошедшее выгодно. Это будет честнее и правильнее. Безусловно, дестабилизация в преддверии следующих выборов – как парламентских, так и президентских – ведет к востребованности в народе жесткой руки. Владимир Владимирович Путин – самая твердая, имеющаяся у нас в наличии рука»; и т.д.
Вообще факты, привлекаемые Э. Лимоновым, многообразны, они берутся из разных сфер, из собственного опыта политика, из опыта других людей (вполне конкретных и живых в представлении Лимонова) и из общечеловеческого опыта – из истории, культуры. В данном случае «срабатывает» тот же принцип, что и при создании нетривиального образа: яркий образ должен вызывать чувственный отклик у читателя, т.е. обладать предметно-чувственной конкретностью; рассуждение, аргументация тоже должна быть сориентирована на живое восприятие и отклик аудитории, поэтому приводимые факты не просто эмоционально поданы, они непосредственно связаны с живыми людьми, они предстают в их частных деталях, подробностях, что делает их живыми для воспринимающего сознания. Примеры фактографии в высказываниях Лимонова: «Это только то, что мы непосредственно испытываем на своей собственной шкуре. Я написал книгу «Лимонов против Путина», где предъявляются претензии к Путину за десятки преступлений: среди прочего за то, что он отдал приказ стрелять по школе в Беслане (он этого не признал). Он отдал приказ употребить газ в «Норд-Осте». Он повинен в продолжении войны в Чечне, которую он использует для того, чтобы заткнуть рот политическим противникам и установить полицейский режим в России»; «И, потом, выход, знаете, человек не вышел, хлопнув дверью, он вышел, потому, что не сошлись с Каспаровым по поводу процедуры выдвижения кандидата в Президенты. Это было на моих глазах, это совещание продолжалось 7 часов…».
Много открытых конкретных предложений формулирует Э. Лимонов при изложении своей политической позиции и своей программы: он обсуждает даже частные вопросы политики, экономики, не прикрываясь общими декларациями, – принцип ориентации на конкретного собеседника, которому требуется понятное объяснение закономерностей и событий, сохраняется и при подобных самопрезентациях: «Я вообще ни о чем не мечтаю, а занимаюсь работой вот уже много лет. И моя Россия – она куда более реальна, чем какая-то неизвестная, например, мне Россия СПС. Я хочу простых вещей, чтобы в России установился нормальный политический климат, который есть в Индии, в Пакистане, во Франции, в Великобритании, то есть как в странах Востока, так и в странах Запада. Чтобы можно было пойти на выборы и там избиратель мог увидеть ту партию, которую он хочет, и поставить там крестик. А не так, что в бюллетене есть кандидаты только из тех лагерных бараков, на которые указал перст надзирателя, как у нас сейчас... <…> Я вот хочу, чтобы были выборы свободные в России, без регистрации, безо всяких условий для тех политических сил, которые имеются в наличии. <…> Я бы хотел, чтобы у нас в стране был мультипартийный парламент. <…> а затем было сформировано коалиционное правительство. <…> Я бы сразу принял закон, ограничивающий капиталы у нас, я бы принял налог на роскошь, я бы принял массу... даже установил, если это удастся вот в этом вот сложном конфликте всех этих партий, в коалиционном правительстве, я бы пытался установить на некоторое время фиксированные цены на основные продукты питания. Это помогло бы пенсионерам и неимущим гораздо лучше, чем эти жалкие прибавки в 100 рублей или там 200 рублей»; «Выборность начальников полицейских участков, отделений милиции, выборность Губернаторов, разумеется и отмену всех ограничений на политику, безусловно».
Категоричность и повышенная экспрессивность Э. Лимонова обусловливают в целом его речевое поведение, он нередко перебивает своего оппонента (справедливости ради необходимо отметить, что в мире политики распространенная черта речевого поведения), для него характерны такие (считающиеся некорректными) приемы воздействия на оппонента, как переход на личности и прямая негативная оценочность: «Это отлично, если у него мощный торс, но в довершение ко всему дополнение и очень большое – он чекист. Лучше бы у него был мощный торс, но не был бы чекистом»; «У нас, по нашему фашиствующему законодательству получается, что 7.6 млн. не могут иметь своего представителя в ГД, свою партию, своих представителей»; «А когда вам СПС говорит, что она когда-нибудь устроит вам какое-то государство – это все полная демагогия. Тем более, что СПС вообще ничего не светит ни при нынешнем раскладе, ни на свободных выборах. Господин Гайдар в свое время постарался так, что отвратил людей от либералов надолго. Когда они придут к этим либеральным идеям, если вообще когда-то придут...»; и т.п.
Таким образом, процесс аргументации в соответствии с логикой речевой картины мира Э. Лимонова также предельно личностно сориентирован, политик и в оппоненте, и в союзнике видит, прежде всего, человека, совершающего некие конкретный действия в конкретных условиях, и потому он оценивается, прежде всего, как конкретный человек – его положительность или отрицательность представляется во всей ее фактуальной жизненности.
В заключении остановимся на основных выводах, сделанных в процессе анализа спонтанной речи (интервью, ответы на вопросы аудитории) Э. Лимонова.
РЕЗЮМЕ
Важное место в речи Э. Лимонова занимают наименования Пространства. Из всех пространственных феноменов у Э. Лимонова 80 % приходится на Россию. На втором месте употребляется слово Чечня. Большую частотность имеют объекты, обозначающие пространство человеческого страдания: тюрьма, ГУЛАГ, лагеря, Лефортово. Эти факты говорят о погружении политика в «болезненное, кровоточащее» пространство, о сопереживании ему. В целом, Э. Лимонов не «распыляется» по бесконечному пространству России, останавливается на «проблемном», личностно переживаемом пространстве.
Время в картине мира Э. Лимонова представлено в основном настоящим. Слова, обозначающие прошлое и будущее, незначительны, что в целом говорит об активном характере политика (действовать можно только в настоящем). Интересно в данном контексте то, как представлен его ритм жизни: час, год и век. Время в картине мира, например, Г. Каспарова имеет иной масштаб: год, месяц, неделя, день, час, т.е. течет быстрее.
Личные имена в речи Э. Лимонова образуют внушительную группу, политики в ней доминируют. Из российской власти упомянуты Путин, Медведев, Иванов; Ельцин, Горбачев; Сталин, Ленин; Молотов, Троцкий, Берия. Идеологическая составляющая национал-большевизма передается не через политический, а, скорее, через «культурный фон», через указание на «своих» в отечественной и зарубежной культуре.
Э. Лимонова интересует феномен «сильной личности», изменяющей, историю, хотя отношение почти ко всем упоминаемым персонам у Э. Лимонова резко отрицательное. Союзники политика представлены, в основном, создателями «идеологий», революционерами и несколькими лидерами и сторонниками Другой России. Причем, во всех группах много людей, пострадавших в свое время от власти, т.е. неявно присутствует «культ мученика». Врагов у Э. Лимонова значительно больше.
Обращает на себя внимание, что наиболее частотным словом в ответах Э. Лимонова является отрицательная частица НЕ, т.е. доминирующей позицией является несогласие. Кроме того, отмечается повышенный индивидуализм: местоимение Я в 2,6 раз используется чаще, чем МЫ. Но наряду с этим происходит явная попытка осмыслить понятие НАРОД, которым обозначается социально-духовная общность людей. В целом, из всех характеристик людей для Э. Лимонова наиболее показательной становится противопоставление творческого и карательного человеческих типов.
Политическая действительность передается через употребление в речи наименований Политических организаций, объединений и движений. Доминирование КПРФ и демократических партий (Яблоко, СПС) говорит о большей критичности Э. Лимонова по отношению к ним, нежели к кремлевским «проектам», Единой и Справедливой России. Видимо, позицию демократов, по его мнению, еще можно изменить, значит, о них еще стоит говорить. В основном, Э. Лимонов находится среди «чужого мира», которому противостоит Другая Россия. При этом «чужой мир» легитимен, а «свой мир» – запрещен. Тема противостояния «чужому миру» соотносится и с темой наказания за это противоборство. Поэтому частотными являются слова-запреты и слова, обозначающие тюремное заключение. Негативность мироустройства значительно усугубляется темой Человеческих пороков, низости человеческой природы. Авторитарность и раболепство являют собой две стороны наиболее осуждаемого Э. Лимоновым проявления человеческой низости.
Это порождает обращение к теме оппозиционного сопротивления, которая многообразно раскрывается посредством слов, связанных с оппозиционностью и выражением протеста. Стоит специально отметить, что радикализация и экстремизм у Э. Лимонова противостоят друг другу. Радикализация связана с повышенной социальной активностью, в то время как экстремизм понимается как нарушение закона.
Нетрадиционной для современной политической России стороной картины мира Э. Лимонова является его обращение к сферам Веры и надежды. Слова этой группы откровенно передают отношение политика к миру, в том числе к высшим силам. Т.е., с одной стороны, Э. Лимонов ведет себя агрессивно и грубо, но, с другой, не боится признаться в сокровенном.
Из всех возможных сфер человеческой активности у Э. Лимонова в большей степени выражены Интеллектуальная сфера и Речевая сфера, что легко объясняется его основной профессией (писатель), природа которой состоит в интеллектуальном создании возможных миров посредством виртуозной языковой деятельности.
Для речи Э. Лимонова характерно богатство образных выражений и экспрессивных высказываний. Если охарактеризовать в двух словах способ словоупотребления, манеру выражения мыслей, свойственные этому политику (и писателю), то это, несомненно, будет «бунт против речевых штампов». Штампы, клише, предзаданные схемы – в речи и в жизни (в том числе, политической) – воспринимаются Э. Лимоновым как лишение свободы воли, выбора, как запрет самостоятельно мыслить.
Один из лейтмотивов всех высказываний Э. Лимонова – это борьба. Борьба у Э. Лимонова чрезвычайно личностна и одновременно метафизична: она требует идеального героизма от тех, кто ее ведет, и направлена на изменение миропорядка как такового в соответствии с другими, более справедливыми, – законами. Прежде всего, это борьба за физическую и экзистенциальную свободу человека.
Нетерпимое отношение к штампам в речи, в мыслях и в жизни и желание бороться с ними делают речь политика чрезвычайно экспрессивной, и даже грубой в адрес тех, кто мешает ему самовыразиться и / или навязывает какие-либо схемы мышления и поведения для всех.
В целом, коммуникативная модель, актуальная для Э. Лимонова, содержит говорящего, который не только интеллектуально, но личностно, эмоционально воплощается в своем высказывании, делая его повышенно активным, деятельностным, а также Другого, собеседника, чье Я, во всей своей конкретности, напрямую влияет и на слово говорящего и на протекание самого коммуникативного акта. Тенденция вовлечения собеседника в свое коммуникативное, ценностное, информационное, эмоциональное поле занимает очень большое место в речевой стратегии Э. Лимонова. Лимонов пытается понять мотивировки, руководящие собеседником, настроиться на его «волну» и сформировать свое отношение к нему – без подобных предварительных ориентиров политику невозможно продуцировать высказывания. Речевой акт для Лимонова не просто процесс воплощения в слова собственных мыслей, это всегда речь для другого.
Выбранная коммуникативная стратегия определяет и аргументацию, встречающуюся в речи Э. Лимонова. Наиболее распространенные аргументы – это аргументы «к здравому смыслу» и «к опыту», которые строятся на основе эмпирической аргументации.
Исследование выполнено по заказу BBCRussian.com для проекта о выборах в России, который будет опубликован на сайте Русской службы Би-би-си во второй половине ноября.
Константин Белоусов, Наталья Зелянская
Исследовательский центр компании E-generator.ru
__________
[1] Lenta.ru: Три недели до суда. 16. 04. 2007 г.
Газета: Власть у нас должна быть временной. 4. 04. 2007 г.
Радиостанция "Эхо Москвы": Полный Альбац, 8. 07. 2007 г.
Радиостанция "Эхо Москвы": Народ против, 19. 07. 2007 г.
Радиостанция "Эхо Москвы": Проверка слуха, 18. 08. 2007 г.
Радиостанция "Эхо Москвы": Особое мнение, 5. 09. 2007 г.
НБП: Эдуард Лимонов: "Я ничего не боюсь", 23. 08. 2007 г.
НБП: Эдуард Лимонов: за одну ночь люди могут убежать от Явлинского, 16. 09. 2007 г.
НБП: Лимонов о марше несогласных, 8. 10. 2007 г.
[2] Здесь и далее приводится количество случаев на 15 475 словоупотреблений, встретившихся во всех проанализированных текстах.
